Полые холмы - Страница 22

– Похоже на то. – Она, как видно, не заметила моего смятения. – В прошлом месяце он отправил туда гонца. Незадолго до того, как я послала за тобой. Будек – это ведь выбор, который напрашивается сам собой.

Действительно, король Малой Британии Будек приходился Утеку кузеном. Это он за тридцать лет до того принял моего отца и Утера под свою защиту, когда их старший брат Констанций пал от руки захватчика Вортигерна, и в его столице они собрали и обучили войско, с которым потом отвоевали себе у Вортигерна верховное королевство.

Но я с сомнением покачал головой.

– Слишком уж напрашивается. Если кто-нибудь замыслит зло против мальчика, сразу догадается, где его искать. Не сможет же Будек охранять его день и ночь. К тому же...

– Будек не сможет печься о моем сыне так, как надо! – выкрикнула она, горячо оборвав меня на полуслове. Но это было сказано не в обиду мне. Это был вопль души. Она едва ли расслышала хоть что-нибудь из того, что я сказал. Я видел, она борется с собой и подыскивает слова: – Он уже стар, и к тому же Бретань далеко, и там сейчас неспокойно, еще неспокойней даже, чем в наших истерзанных саксами краях. Принц Мерлин, я... мы с Марсией... мы полагаем, что ты... – Она вдруг сжала лежащие на коленях руки. Голос ее дрогнул. – Кроме тебя, мне не на кого положиться. И Утер... что он ни говори, но и он на самом деле знает, что тебе может доверить хоть все свое королевство. Ты сын Амброзия и ближайший родич моему ребенку. Твоя сила известна повсюду и всем внушает страх – под твоим покровительством ребенок будет в безопасности. Ты... ты должен взять его, Мерлин! – Теперь она упрашивала меня. – Забери его куда-нибудь подальше от этих немирных берегов и вскорми в безопасном месте. Обучи его всему, чему учили тебя, и воспитай, как надлежит воспитать королевского сына, а когда он вырастет, привези обратно, и пусть он займет свое место при дворе, как и ты, рядом с будущим королем.

Она осеклась и смолкла, ломая руки. Должно быть, я выпучил на нее глаза как помешанный. Между нами воцарилась тишина, наполненная соленым дыханием моря и криками чаек. Я сам не заметил, как поднялся с кресла, но, опомнившись, увидел, что стою у окна, спиной к королеве, и гляжу на небо. Подо мной кружились и стенали на ветру чайки, а глубоко внизу, у подножия башни, бился о камни и пенился прибой. Для меня сейчас ничего не существовало. Я с такой силой надавил ладонями на край каменного подоконника, что, отняв, увидел на них две белые, бескровные полосы. И только тогда, растирая руки, обернулся лицом к королеве. Она тоже сумела овладеть собой, черты ее как бы окаменели, лишь одна рука нервно перебирала складки платья...

Я спросил без околичностей:

– Ты сможешь уговорить короля, чтобы он отдал мне младенца?

– Нет. Едва ли. Не знаю. – Она сглотнула. – Я, разумеется, могла бы попытаться, но...

– Тогда зачем было посылать за мной, если убедить короля не в твоей власти?

Без кровинки в лице, сжав губы, она смотрела мне прямо в глаза.

– Я думала, если ты согласишься, ты мог бы... попробовать...

– Я теперь бессилен воздействовать на Утера. Тебе ли не знать этого. – И с горечью добавил: – Или ты рассчитываешь, как прошлый раз, на вмешательство магии, будто я какая-нибудь старуха колдунья или деревенский друид? Право же, госпожа... – Я не договорил. Я увидел боль в ее глазах и скорбно поджатых губах и вспомнил о бремени, которое она носит. Гнев мой погас. Я поднял руку и миролюбиво произнес: – Хорошо, Игрейна. Если это в человеческих силах, я добьюсь от него согласия, пусть даже мне понадобится самому говорить с ним и напомнить о данном мне обещании.

– Обещании? Он тебе что-то обещал? Когда же?

– Когда в первый раз послал за мною и поведал мне о своей любви к тебе, он тогда поклялся, что подчинится мне во всем, если только желание его будет удовлетворено. – Я улыбнулся. – Он просто хотел этим подкупить меня, но мы заставим его исполнить королевское слово.

Она принялась было благодарить меня, но я ее остановил.

– Нет, нет, повремени с благодарностью. Я еще, может статься, ничего от короля не добьюсь; ты ведь знаешь, что любви он ко мне не питает. Ты правильно поступила, что пригласила меня тайно, и поступишь еще правильнее, если утаишь от него наш разговор.

– От меня он ничего не узнает.

Я кивнул.

– А теперь ради собственного спокойствия и благополучия ребенка забудь страхи. Предоставь все мне. Даже если нам не удастся убедить короля, клянусь, что, куда бы ни отдали мальчика, я всегда буду наблюдать за ним. Он вырастет в безопасности и получит воспитание, какое надлежит королевскому сыну. Это тебя удовлетворит?

– Да, если не будет иного выхода.

Только теперь она облегченно перевела дух и поднялась с кресла, двигаясь с изяществом, несмотря на грузную фигуру, прошла в конец длинной комнаты и встала там у окна. Я не последовал за ней. Постояв спиной ко мне несколько мгновений, она обернулась. На лице у нее была улыбка. Она жестом пригласила меня подойти. Я повиновался.

– Ответь теперь на один мой вопрос, Мерлин.

– Если сумею.

– В Лондоне, когда мы беседовали с тобой и ты обещал, что привезешь ко мне в Тинтагель короля, ты вел речи о короне и о мече, на алтаре стоящем, подобно кресту. Я все время об этом думаю. Чья это была корона, явленная в твоем видении? Моя? Или это означало, что мой сын, этот ребенок, доставшийся такой дорогой ценой, будет королем?

Мне следовало ответить ей так: «Не знаю, Игрейна. Если мое видение истинно, если я настоящий прорицатель, то быть ему королем. Но провидческий дар покинул меня, я больше не слышу голосов в ночи и в игре огня, я опустошен. Я могу теперь только, как ты, делать свое дело, и положиться на время. Все равно пути назад нет. Бог не допустит, чтобы столько смертей было принято впустую».